Дина Ходжаева-Пенсон: отец так и не получил медаль из Парижа

Sputnik, Лев Рыжков

Представьте себе 1937 год. Да, это достаточно мрачный год для СССР. По улицам ездили "черные воронки", в подвалах и на полигонах расстреливали. И в это самое время снимок советского фотографа из Узбекистана триумфально побеждает на Всемирной выставке в Париже и получает золотую медаль.

Что же это за снимок? О, это фото было очень смелым даже для Парижа. И одновременно невинным. "Узбекская мадонна" (так называлась эта фотография) изображала женщину, которая кормит грудью малыша где-то в людном месте. У этой фотографии была счастливая судьба. Она облетела весь мир, была опубликована на обложке журнала "Огонек".

О жизни и работе Макса Пенсона мы поговорили с его дочерью Диной Максимовной, которая и сама, вдохновленная примером отца, тридцать лет проработала фотографом. Дине Максимовне сейчас 82 года, но события ее детства она помнит, будто они случились только вчера.

Всемирная слава не отразилась на зарплате

— Макс Захарович ездил в Париж в 1937 году?

— Нет! Что вы! Макс Захарович никогда не ездил дальше Москвы. И, конечно же, в Париже он тоже никогда не был. Собственно, "Узбекская мадонна" была далеко не самым главным экспонатом советского павильона в Париже. Главным была скульптура Веры Мухиной "Рабочий и колхозница".

— А где именно Макс Захарович снял "Узбекскую мадонну"?

— Насколько я знаю, это был I Съезд женщин-узбечек. И во время перерыва одной из делегаток принесли ребеночка. Но некоторые считают, женщина на фото — это актриса Ферганского театра. Несколько лет назад вроде бы нашелся ребенок, который на руках "Узбекской мадонны" — доцент из Ферганы. Но доказать, что это был именно он, невозможно. Было много споров о том, постановочная ли это фотография или подсмотренная. Но я вам по своему опыту скажу, что невозможно постановочно сделать выражение лица. Его можно только подсмотреть.

— "Мадонна", наверное, по тем временам была очень скандальным снимком?

— Ну, естественно! Мне рассказывали, что у этой женщины нашелся муж. Он гонялся за Максом Захаровичем и хотел его убить. Есть у нас такое семейное предание. И мужа можно понять. Ведь фотография обошла весь мир.

— Дома была какая-то реакция на этот снимок? Ведь времена-то суровые — 1937 год.

— Не могу сказать. Мне было пять лет. По-моему, никто ничего в то время и не говорил.

— Как Макс Захарович пережил всемирную славу? Не зазнался?

— Да никакой славы не было! Работал и работал. Он же ничего от этой славы не получил!

— И даже зарплату не повысили?

— Ничего такого! Даже этой медали не получил фактически. Фотография прошла на обложке "Огонька". А так — какая слава? В то время это было и невозможно. Получил только, по-моему, с этой выставки диплом участника. И они прислали какую-то книгу о технических возможностях этой выставки. Вот и все.

Гостеприимная земля

— Макс Захарович родился не в Узбекистане. Считал ли он его своей родиной?

— Думаю, да. Туда в начале прошлого века бежало очень много евреев. Бежала и моя мама с семьей, взяли бабушку и бежали из Белоруссии, чтобы осесть в Узбекистане. Очень много сюда приехало людей. Мы никогда не чувствовали, что нас могли оскорблять. И никаких гонений никогда не было.

— Когда Макс Захарович начал заниматься фотографией?

— После гражданской войны. Он был преподавателем в Кокандском художественном училище. Преподавал там ремесло и рисование. И за отличную работу ему подарили фотоаппарат. Очевидно, пластиночный. И он на всю жизнь увлекся фотографией. Хотя он учился в Вильно (нынешнем Вильнюсе), откуда вышли многие знаменитые художники. Подавал большие надежды.

— А почему он предпочел фотографию?

— Наверное, этот вид искусства прельстил его результатом, который виден сразу. Отснял, проявил, и вот он — результат. А картину надо рисовать, кому-то показывать, доказывать, что это хорошо, а не плохо.

— Правда ли, что Макс Захарович исходил пешком весь Узбекистан?

— Это, скорее, иносказание. Но что-то и исходил, потому что машина "Москвич" у него появилась не сразу. Были какие-то друзья. Например, корреспондент радио Протопопов — очень известный радиожурналист. У него был автомобиль марки "Виллис". И когда они выезжали на какие-то крупные события, он всегда брал с собой папу. Конечно, отец очень много ходил. И я думаю, что в тот же Самарканд он никак не мог пойти пешком. На чем-то же он ехал!

Ночная смена

— Каким словом можно было охарактеризовать Макса Захаровича?

— Он был жутким трудоголиком. Терпеть не мог отдыхать. Однажды его премировали путевкой в подмосковный пансионат. Он приехал в Москву, покрутился там дня три-четыре, эту путевку кому-то подарил. И на этом весь его отдых закончился.

— А уделял ли он время семье?

— Для нас, четверых детей, он был просто папа, который уходил где-то часов в 10 утра на работу, приходил с работы в семь вечера. Первым делом он проявлял пленку, которую отснял за день, вешал ее сушиться, потом быстро ложился спать. А в полночь он вставал и начинал работать. Потому что к 10 утра надо было принести в "Правду Востока" готовые снимки. И так — каждый день. Никакого отдыха, никаких развлечений. Но он был счастлив.

Эйзенштейн и Толстой

— Макс Захарович был дружелюбным человеком? Или, напротив, замкнутым?

— Он был невероятно дружелюбен. В день выплаты гонораров он угощал всю редакцию. Он ведь получал больше всех. Его средний заработок составлял по тем временам тысячу рублей в месяц. И всю мужскую половину редакции он водил в рюмочную, рядом с цирком. Гости к нам заходили часто. Однажды у нас были Сергей Эйзенштейн и Эдуард Тиссэ. Тогда они снимали строительство Ферганского канала.

— Правда ли, что в 1949 году Максу Пенсону запретили работать по специальности?

— Это глупость из глупостей! Отец был невероятно популярен в республике. В любом доме он был самым желанным гостем. Его просто отправили на пенсию, но никаких запретов не было. К тому же, произошло это не в 1949, а в 1953 году.

— А я читал, что без работы он впал в депрессию.

— Дело все в том, что в 1953 году сменился редактор газеты. А папе исполнилось 60 лет. Новый начальник оказался пьяницей, и ему нужно было устроить на работу своего собутыльника. И он не придумал ничего лучше, чем отправить папу на пенсию. В тот день, когда Макс Захарович ушел на покой, он потерял разум, и после проболел семь лет. У него был склероз мозговых сосудов.

Разыграть эмоцию невозможно

— Вы решили стать фотографом по примеру отца?

— Да. Но все дело в том, что в то время, когда мы росли, трое из нас — я и два брата — мечтали стать кионооператорами. Я проработала пять лет на киностудии у оператора Малика Каюмова. После трех больших фильмов я поняла, что это не мое дело. Работать оператором было очень тяжело. В общем, я ушла со студии и устроилась на телевидение, где и проработала фотокорреспондентом тридцать с лишним лет.

— Каким вашим снимком мог бы гордиться отец?

— Наверное, "Невестой". По поводу этой фотографии всегда шли большие споры: постановочная она или нет? По узбекским обычаям, девушка, которая выходит замуж, больше никогда не возвращается домой. Может только зайти в гости. И я запечатлела девушку, которая через две-три минуты навсегда покинет родительский дом.

Этой девушкой была племянница моего мужа. Она на самом деле выходила замуж. А я документировала весь этот процесс. И вот она села в наряде невесты в кресло, чуть ли не со слезами на глазах. И я ее в этот момент щелкнула. Тем более что сидела как раз напротив нее. Вот так и получилась эта знаменитая фотография. Споры о ней шли безумные, идут они и по сей день.

— Но ведь это — не постановка?

— Конечно, нет! Я по своей сути — только репортер. Человека невозможно заставить разыграть то или иное эмоциональное состояние. Есть только этот момент, который ты сумел поймать — он и будет жить. А остальное все — ерунда. И у отца все было так же.

— Вы верите в светлое будущее фотографии?

— В зависимости от обстоятельств. Сейчас я чистой фотографии вообще не вижу. Ее, можно сказать, уже нет. Можно нарисовать все — и глаза, и щеки, и губы. Техника позволяет делать тысячу щелчков за пять минут. А у меня был «Зенит». И я считала за счастье, что у меня был объектив "Мир". И большинство фотографий я сделала этой камерой. И попробуйте поймать какой-то кадр, где нужно совместить диафрагму, скорость затвора и навести на резкость. И все это в одну секунду.

Сейчас, я считаю, фотоискусство ушло. Но, может быть, вернется. Я слышала, что пленочные аппараты снова входят в моду.