Пятого мая 1789 года в Версальском дворце собрались Генеральные штаты. После чего во Французском королевстве развернулись процессы. Для ликвидации полуторатысячелетней монархии потребовалось всего три года с небольшим, пишет Максим Соколов для РИА Новости.
Десятого августа 1792 года Людовик XVI был низложен, 22 сентября 1792-го была провозглашена республика, белый флаг с лилиями исчез из обихода. Настало Царство Разума, от которого четверть века трясло не только Францию, но и всю Европу.
Ровно через двести лет, 25 мая 1989 года, в Кремлевском дворце съездов собрался I съезд народных депутатов СССР, переведший распад Советского Союза в окончательно неконтролируемый режим. Через два года и семь месяцев красный флаг над Кремлем был спущен, "союз нерушимый" окончил свое существование. Настало Царство Свободы, от которого по сей день — и конца этому не видно — трясет не только бывшие советские республики, но и весь мир.
Причем как в 1789-м, так и в 1989 году начиналось все благостно и с самыми лучшими намерениями.
Король вспомнил о Генеральных штатах, сословном собрании, не созывавшемся с 1614-го и уже забытом. М. С. Горбачев вспомнил о съезде Советов, последний раз заседавшем в 1936 году и тоже забытом, но генсеку-перестройщику пришло в голову вернуться к Советам как к институту народовластия. Возвращение к истокам — это тогда у идеологов было модно.
Королевский регламент от 24 января 1789 года указывал целью будущего собрания "установление постоянного и неизменного порядка во всех частях управления, касающихся счастья подданных и благосостояния королевства, наискорейшее по возможности врачевание болезней государства и уничтожение всяких злоупотреблений", причем король хотел, чтобы "и на крайних пределах его королевства, и в наименее известных селениях за каждым была обеспечена возможность довести до его ведения свои желания и свои жалобы".
С заменой королевства на СССР и при легкой стилистической правке регламент ЦК КПСС о созыве Съезда народных депутатов был совершенно о том же, причем депутаты горячо откликнулись на это пожелание. Практически в каждом выступлении говорилось о бедах и чаяниях необъятной страны, причем к трехтомной стенограмме, содержащей произнесенные речи, было приложено еще три тома речей, уже не укладывавшихся в регламент и поданных в письменном виде. Воистину за каждым была обеспечена возможность донести свои желания и свои жалобы.
Причем все это напряженно слушалось всей страной, речи депутатов слышались под каждым кустом из портативных радиоприемников. На прямую трансляцию работали все радиостанции Советского Союза.
Такое внимание было понятно. Семьдесят лет уста народа советского были запечатаны, а тут печать сняли — говори, что накипело. А поскольку накипело много, тут не то что шеститомник, тут и стотомника будет мало.
Вроде бы мечты сбывались: гласность, перестройка, демократия, обновление, хозрасчет, гражданское общество, правовое государство, открытость всему миру и прочие приятности. Совершенно как когда-то при Людовике XVI. Но — недолго музыка играла.
Выяснилось, что смиренно излагать свои желания и жалобы — это для депутатов недостаточно, они хотят существенно большего. Французы действовали быстрее, взяв и провозгласив себя Национальным собранием и объявив устами графа Мирабо: "Ступайте и скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и оставим наши места, только уступая силе штыков!" Депутаты съезда действовали медленнее, но, в принципе, в том же направлении, а учрежденная ими Межрегиональная депутатская группа вполне подражала Мирабо в ораторском искусстве. До отмены 6-й статьи (о руководящей и направляющей роли КПСС) и парада республиканских суверенитетов оставалось совсем немного, а осенью 1990 года М. С. Горбачев (к этому времени уже президент СССР) без особого, впрочем, успеха взывал: "Посмотрите, как разгулялись, какие силы! Вандализм идет!" А еще через год, 3 сентября 1991-го, Съезд народных депутатов СССР самораспустился. За отсутствием СССР.
В дни I съезда, в начале лета 1989-го, все было, конечно, еще не так мрачно. Перестроечная пресса хвалила Горбачева за то, что, будучи чрезвычайно хитроумным, он всех партийных консерваторов обвел вокруг пальца, а за границей горбимания вообще достигла своего пика.
Хитроумия ему и вправду было не занимать, он хорошо знал своих коллег по ЦК, но проблема в том, что он не видел никого, кроме них. Созыв съезда (и последующее перемещение из генсека в президенты) было мастерским ходом по выходу из зависимости от партаппарата. А преследовавший его кошмар, что вот соберется пленум ЦК и его снимут, как в 1964 году сняли Хрущева, был очень силен. И операцию по обретению независимости от ленинского ЦК он провернул.
Он только забыл о двух других угрозах. О том, что вскормленные им Мирабо способны не только цветистые речи произносить, но и сплотиться против него (что и было сделано). И о том, что есть еще союзные республики и мину, заложенную под СССР его основателями, никто не обезвредил — она ждет своего часа. И его блистательные победы в партийных интригах оказались подобны взятию второстепенного населенного пункта в тот момент, когда его самого берут в клещи с другой стороны.
И общее несчастье, роднящее его и с Людовиком XVI, и с Николаем II. Самое трудное в военном деле — это отступление. Порой оно бывает необходимо, но именно отступление управляемое и организованное. Тогда, как всегда, есть опасность, что отступление перейдет в беспорядочное бегство, когда правитель уже не в силах удержать поводья, а из последних сил держится за хвост. Горбачев избежал страшной участи Людовика, но в смысле хаотической утраты власти был вполне подобен французскому королю.
Впрочем, тогда, тридцать лет назад, в рамках возвращения нашей страны в цивилизованный мир получилось двойное празднество. Французы и с ними мировое сообщество отмечали 200-летие 1789 года, а заодно и дивные преобразования в СССР, где генсек-реформатор созвал Генеральные штаты.
О том, что созыв Генеральных штатов редко кончается хорошо, тогда почему-то не думали, предоставив размышлять об этом следующему поколению, то есть нам сегодняшним.
